пришлось искать работу. В крупных адвокатских конторах я слышал следующее:

– Отлично, когда нам понадобится приговорить нациста – мы с вами свяжемся.

Поэтому первое время приходилось браться за типичные нью-йоркские дела о том, как кто-то упал в метро и сломал себе ногу. А потом мы с выжившим в той самой авиакатастрофе другом и коллегой генералом Тейлором основали свою юридическую фирму. Я стал известен как адвокат, который за условное вознаграждение ведет безнадежные дела – дела о свободе слова, о маккартизме и все в таком духе. Я с умом вложил деньги и из бедного мальчика превратился в довольно богатого. Именно поэтому я и по сей день могу заниматься благотворительностью.

А тем временем дети подросли и спокойно оставались с няней, а Гертруда вернулась к учебе и в сорок пять получила ученую степень. Мы всей семьей пришли к ней на выпускной. По успеваемости она обогнала даже собственных детей. Гертруда продолжила образование на вечерних курсах повышения квалификации и, став магистром медицинского просвещения, наконец-то получила возможность преподавать. Вскоре она уже работала в академии.

К сожалению, первое же место работы стало для нее последним. Она преподавала в не самой благополучной средней школе, где двери классов часто приходилось запирать на ключ. Это изнуряло и пугало. Даже ее просьбы урезать количество учеников в классах не были услышаны, пока она не уволилась. Мы решили, что ей будет лучше найти работу поспокойнее, и тогда Гертруда устроилась волонтером в Центр планирования семьи. Некоторые из девушек, которые обращались туда за советом, стали жертвами изнасилования. Они боялись сказать об этом родителям, доктору или священнику и отчаянно нуждались в помощи. За все те годы, что Гертруда проработала там волонтером, она ни разу не пыталась указывать тем девушкам, что нужно делать, она просто рассказывала им о том, как можно поступить в такой ситуации. Но я знаю, чего ей это стоило.

Так мы и жили. В последние годы мы спасались от холодных нью-йоркских зим в небольшом домике в городке Делрей-Бич, штат Флорида. Здесь я живу и по сей день, а дети приезжают ко мне в гости. У нас хорошие отношения. Сын стал юристом, мы вместе работали над проблемами мира. Они все стали дипломированными специалистами, и все уже вышли на пенсию.

Гертруда умерла 14 сентября 2019 года. У меня есть ее снимок на смертном одре. На остальных фотографиях она выглядит как кинозвезда. Но куда важнее, что она была красива душой. Я очень ее любил. За 74 года брака мы ни разу не поссорились, а до этого встречались целых десять лет. Мне очень повезло. Я был с ней, когда она умерла, и всю ночь продержал ее за руку. Как же мне ее не хватает.

Сложно сказать, что мне больше всего нравилось в Гертруде, ведь я любил в ней абсолютно все. Она была доброй, умной, честной, понимающей и снисходительной. Мы могли уладить любое разногласие, ведь уважали мнение друг друга.

Она была очень терпеливой, хорошая жена и хорошая мать. Гертруда всегда верила в то, чем я занимался, и мирилась с моими командировками. Все книги я посветил ей, ведь именно ей я читал черновики, а она давала мне советы.

Мы были настоящими партнерами. Она всегда поддерживала меня в работе, делила со мной все трудности и надежды. Ее терпение и понимание стали главными опорами всех моих стремлений построить мир, что больше не познает войны. Пословица гласит, что за каждым хорошим мужчиной стоит хорошая женщина. То, что мы вышли из одной среды, столкнулись с общими трудностями, разделяли одни ценности, стремились к одним и тем же целям и хотели сделать мир лучше, связало нас воедино на долгие десятилетия.

Ее любовь – победа всей моей жизни.

Глава восьмая

О стойкости:

Толкайте камень в гору

Мне чертовски повезло выжить на войне. Я небольшого роста, поэтому пули пролетали у меня над головой. И у недостатков есть свои плюсы. Я прошел путь от рядового до бригадного генерала – а это уже не мало. Связывать свою жизнь с армией я не собирался, но благодаря усердному труду и желанию сделать что-то полезное, мне удалось вырасти в звании, и, не отправься я тогда на войну, жизнь моя сложилась бы совсем иначе. Порой нам приходится взбираться по лестницам вопреки собственному желанию, но это вовсе не значит, что мы не способны это сделать или что вид сверху не произведет на нас впечатления. Если работа сложная или вы мечтали о чем-то другом, – не опускайте руки, трудитесь в поте лица, и жизнь вас приятно удивит.

Попытки справиться с последствиями войны законными методами предпринимались и после Нюрнберга, но заняли долгие годы. В свой первый год в Гарварде на занятиях по деликтному праву[17] я понял то, что рано или поздно осознает любой человек с сердцем и независимым взглядом на вещи. Если вы причинили кому-то боль, то должны загладить вину. И после войны наступило время проверить это на практике.

Никогда прежде за всю историю человечества побежденная нация не выплачивала компенсации отдельным жертвам ее незаконных действий, но я чувствовал, что в этот раз все будет иначе. Обратившись к этому простому принципу деликтного права, я спросил, как насчет того, чтобы заплатить за все, что произошло в концентрационных лагерях?

После войны Западной и Восточной Германии пришлось примириться с недавним прошлым. Проще сказать, чем сделать. С 1949 по 1963 год канцлером Западной Германии был Конрад Аденауэр, убежденный католик и противник нацизма. В 1951-ом он публично заявил о том, что его страна осознает всю чудовищность преступлений против еврейского народа и считает своим долгом искупить вину.

На основании этой речи председатель Всемирного еврейского конгресса Нахум Гольдман собрал конференцию, чтобы рассмотреть претензии еврейского народа к Германии. Она так и называлась «Конференция по вопросам материальных претензий еврейского народа к Германии». Я был там. Она проходила в одном из нью-йоркских отелей. По приказу военного правительства я уже занимался тем, что помогал жертвам вернуть свою собственность, и считался экспертом в этом вопросе. Председатель пригласил на конференцию и благотворительные еврейские организации, чтобы обсудить, как нам следует реагировать на слова Аденауэра.

Я помню, как группа молодых евреев распахнула двери зала и начала протестовать против самого обсуждения вопроса компенсации. Их позиция была такова:

– Вы что, собираетесь говорить о деньгах с убийцами моих родителей? Да у вас стыда нет!

Тем же чувством было